Читать книгу "Город-крепость  - Райан Гродин"

Я молчу. Первое правило обжигает икры. Мне хочется только одного – бежать. Дальше, как можно дальше от этого места, полного вонючего дыма, грязных денег и страха.

Резкий хлопок разрезает тишину – это схлестнулись длинные пальцы Лонгвея.

– Ещё вина! Больше света! – бросает он через плечо.

Я уже собираюсь отказать ему, когда в комнату входит женщина. Нет. Не женщина. Девушка в женских одеждах. Лицо её густо покрыто макияжем, как у той девушки в переулке. От одного её вида – узкое красное платье, поднос, идеально лежащий в руках – горло сдавливает, не позволяя ответить. Я вспоминаю, зачем пришла сюда.

Эта девушка. Я знаю её. Она из нашей провинции. С фермы в четырёх ли к западу от нашей. Её звали… зовут Инь Ю. Помню, что видела её в фургоне, который увёз Мэй Йи. Их забрали в один день.

– Любишь девочек? – смеётся Лонгвей, когда его бокал вновь наполняется вином. Пахнет отвратительно. Алкоголем и сочными спелыми сливами. – У меня здесь их много. Если, конечно, готов платить.

Я качаю головой. Девушка – Инь Ю – уходит. Шёлковое платье вспыхивает алым, прежде чем она вновь растворяется в тени.

Если Инь Ю здесь, возможно, и Мэй Йи тоже? Крошечная зацепка. Даже не зацепка вовсе. Но сейчас это всё, что у меня есть.

Нужно принять предложение Лонгвея. Продолжить поиски.

– Да, – говорю я, разжимая пересохшие губы, понимая, что не смогу забрать слово обратно. – Я буду вашим посыльным, если Дэй согласен.

Если он готов каждый раз рисковать жизнью, пока я выбираюсь на дело. Готов довериться мне.

– Я согласен.

Оказывается, он готов.

Лонгвей даже не улыбается. Он делает большой глоток вина. Часть жидкости проливается ему на руку. Капли его, тёмно красные потёки, напоминают мне о крови торговца нефритом.

– Возвращайтесь завтра на закате. Для вас есть другая работа. Плату мои люди отдадут вам на выходе, – продолжает он, делая взмах свободной рукой. Знак, что нам пора уходить.

Мы идём за человеком Лонгвея к выходу, где он передаёт нам оранжевый конверт, плотно напиханный деньгами. Мы минуем коридор с множеством запертых дверей. И я не могу избавиться от мысли: вдруг сестра сейчас за одной из них? Ждёт.

МЭЙ ЙИ

В моей комнате есть окно. Странный проём, единственный во всём здании. Участок из шести шлакоблочных кирпичей, явно забытых строителями, закрытый стеклом и кусками металлических прутьев. Оно прячется за яркой алой занавеской, закрывающей мне вид наружу. Впрочем, там и смотреть не на что. За окном даже не переулок – просто проём между двумя зданиями, в который забираются только уличные мальчишки и кошки. Призрачный свет горящих на улице фонарей здесь почти неразличим… его хватает только чтобы разглядеть сваленный в кучи мусор.

Отвратительный вид – серость и гниль. Не понимаю, почему Синь так его любила. По утрам, когда у нас ещё не было клиентов, она приходила, садилась ко мне на кровать, отодвигала занавеску и подолгу смотрела через решётку. И взгляд её был такой остекленевший, что я каждый раз задавалась вопросом: действительно ли Синь видит картину за окном.

После двух дней одиночества, когда стены начинают давить, лишая воздуха, я отодвигаю занавеску и выглядываю в окно. На заплесневелые шлакоблочные стены, смятые обёртки и осколки бутылок из-под спиртного. Я окидываю взглядом эту картину и пытаюсь увидеть в ней то, что видела Синь.

За стеклом что-то движется. Я почти ничего не могу разглядеть, только отражение решётки да моего собственного лица. Может, просто показалось?

Но тут стекло дребезжит. Раскрытая ладонь, белая и пугающая, поглощает пространство, где только что было моё лицо.

Сердце моё грохочет не хуже стекла. Я моргаю, снова и снова, но рука никуда не исчезает. Вот она – пять пальцев и узор на ладони, как паутина. Линии глубокие и запутанные, с лёгким налётом грязи.

Я как раз раздумываю, что же делать – стоит ли просто задёрнуть занавеску или звать Маму-сан, – когда раздаётся голос, слишком глубокий, чтобы тонкое стекло стало ему преградой.

– Привет.

Облизываю губы, пытаясь придумать, что сказать в ответ:

– Кто… кто ты?

Рука исчезает, и окно вновь затягивает тьма. А потом появляется лицо. Поначалу это лишь тонкие линии, скопления света и тени, сплетающиеся, закручивающиеся в силуэт человека за окном. Но вскоре глаза мои привыкают к тусклому отсвету фонарей.

Парень за окном молод. Я вижу, как сильны его руки, даже под тёплой кофтой с капюшоном. На месте живота нет заметной выпуклости. Он выглядит, как подобает настоящему мужчине: активным и собранным. Не разжиревший от сладостей, не разморённый опиумным дымом.

А его глаза… ясные, как небо над горами. Они пристально смотрят на меня, заглядывая внутрь.

– Ты… ты одна из девочек Лонгвея, – наконец, заявляет он.

Я киваю. Знаю, что парень видит меня. В комнате горит столько бумажных фонариков, что не увидеть просто невозможно.

Он молчит. Не отводит пронзительного взгляда, от которого в животе рождается неизвестный мне ранее трепет.

Я не знаю, что сказать или спросить. Голова пуста. Я слышу только, как течёт вода, звонкое кап-кап-кап, означающее, что сверху, с небес, льёт дождь.

Не стоило вообще ничего спрашивать. Если бы я была хорошей девочкой – примерной девочкой, – если бы знала, как будет лучше, я бы задёрнула занавеску. Навсегда бы забыла о парне за окном, отвернулась и смотрела бы на фальшивые звёзды. Ждала бы, когда придёт посол с новым букетом цветов.

Но этот дождь. Грязь. Его глаза. Трепет в животе. Ощущения такие старые, забытые и одновременно новые. Они удерживают меня у окна, заставляют обхватить пальцами решётку.

– Как твоё имя? – наконец, спрашивает парень.

Моё имя. Мэй Йи. Его выбрала мама. Помню, как она рассказывала мне об этом. Она стояла на улице, и прохладный вечерний ветерок играл с её волосами. Лицо мамы было обращено к заходящему солнцу, залито золотом. Было странно видеть её в таком ярком свете. В доме, на кухне, где мама проводила большую часть времени, всегда царила полутьма.

Мы стояли под навесом желтеющих листьев дерева гинкго, похожих на маленькие веера, и смотрели, как горы погружаются в лиловые сумерки, становясь резкими, словно хребет спящего дракона.

– Это так красиво, – сказала мама, – совсем как ты.

Я почувствовала, как щёки мои запылали, становясь цвета слегка недоспелых слив.

– Я знала, что ты вырастешь настоящей красавицей, ещё когда впервые взяла тебя на руки. – Голос мамы дрогнул, будто она была готова расплакаться. – Ты подарила мне новую и яркую жизнь. Поэтому я выбрала тебе это имя. Мэй Йи.

Мэй Йи. Живительная красота.

Мне не хочется называть парню своё имя. Слишком многие уже украли его, использовали совсем не так, как должны. Невозможно понять, как на самом деле хрупко твоё имя, пока оно не становится оружием, не срывается с губ проклятием.